Люблю тебя сейчас Не тайно – напоказ. Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю. Навзрыд или смеясь, Но я люблю сейчас, А в прошлом – не хочу, а в будущем – не знаю. В прошедшем «я любил» – Печальнее могил, – Все нежное во мне бескрылит и стреножит, Хотя поэт поэтов говорил: «Я вас любил, любовь еще, быть может…» Так говорят о брошенном, отцветшем
Самуил Маршак.Пожелания друзьям Желаю вам цвести, расти, Копить, крепить здоровье. Оно для дальнего пути - Главнейшее условье. Пусть каждый день и каждый час Вам новое добудет. Пусть добрым будет ум у вас, А сердце умным будет. Вам от души желаю я, Друзья, всего хорошего. А все хорошее, друзья, Дается нам недешево! Впервые в "Комсомольской правде", 1958, № 1, 1 января.
Алексей Эйснер. Надвигается осень, желтеют кусты… Надвигается осень. Желтеют кусты. И опять разрывается сердце на части. Человек начинается с горя. А ты Простодушно хранишь мотыльковое счастье. Человек начинается с горя. Смотри, Задыхаются в нём парниковые розы А с далёких путей в ожиданьи зари О разлуке ревут по ночам паровозы. Человек начинается... Нет, подожди. Никакие слова ничему не помогут. За окном тяжело зашумели дожди. Ты, как птица к полёту, готова в дорогу. А в лесу расплываются наши следы, Расплываются в памяти бедные страсти - Эти бедные бури в стакане воды. И опять разрывается сердце на части. Человек начинается... Кратко. С плеча. До свиданья. Довольно. Огромная точка. Небо, ветер и море. И чайки кричат И с кормы кто-то жалобно машет платочком. Уплывай. Только чёрного дыма круги, Расстоянье уже измеряется веком. Разноцветное счастье своё береги, - Ведь когда-нибудь станешь и ты человеком. Зазвенит и рассыплется мир голубой Белоснежное горло как голубь застонет. И полярная ночь поплывёт над тобой, И подушка в слезах как Титаник потонет... Но уже, погружаясь в арктический лёд, Навсегда холодеют горячие руки. И дубовый отчаливает пароход И, качаясь, уходит на полюс разлуки. Вьётся мокрый платочек, и пенится след, Как тогда... Но я вижу, ты всё позабыла Через тысячи вёрст и на тысячи лет Безнадёжно и жалко бряцает кадило. Вот и всё. Только тёмные слухи про рай... Равнодушно шумит Средиземное море. Потемнело. Ну, что ж. Уплывай. Умирай. Человек начинается с горя. 1932г
Евгений Евтушенко. Я люблю тебя больше природы… Я люблю тебя больше природы, Ибо ты как природа сама, Я люблю тебя больше свободы, Без тебя и свобода тюрьма! Я люблю тебя неосторожно, Словно пропасть, а не колею! Я люблю тебя больше, чем можно! Больше, чем невозможно люблю! Я люблю безрассудно, бессрочно. Даже пьянствуя, даже грубя. И уж больше себя — это точно. Даже больше чем просто себя. Я люблю тебя больше Шекспира, Больше всей на земле красоты! Даже больше всей музыки мира, Ибо книга и музыка — ты. Я люблю тебя больше славы, Даже в будущие времена! Чем заржавленную державу, Ибо Родина — ты, не она! Ты несчатна? Ты просишь участья? Бога просьбами ты не гневи! Я люблю тебя больше счастья! Я люблю тебя больше любви! 1995 г.
Наталья Задорожная. Возвращались как-то мама с сыном... Возвращались как-то мама с сыном вечером уставшие домой. – Мам, а я всегда буду любимым? – Да. Всегда, хороший мой, родной! – А когда женюсь, ты не разлюбишь? Сможешь и женатого любить? – Я за то, что ты счастливым будешь, стану Господа благодарить. – А когда родятся мои дети, сможешь их любить как и меня? – Будут мне дороже всех на свете, Как и ты, кровиночка моя! – Ну, а если рядом жить не будешь, если буду жить в другой стране? Ты меня, случайно, не забудешь? Вспомнишь ли ты мама обо мне? – Даже на секунду не забуду! И не сомневайся в том, малыш! С ангелом-хранителем прибуду сон твой охранять под сводом крыш. – А когда я стану очень старым, тоже не разлюбишь ты меня? – С неба я звездою яркой самой прикоснусь, сынок, к тебе. любя. – А когда совсем любить устанешь, что тогда? – смотрел в глаза упрямо. – Это невозможно, понимаешь?! Это навсегда! Я - твоя мама…
Анна Сеничева. У тебя такая улыбка что я пропал ... У тебя такая улыбка, что я пропал. Да, я помню восход в Каире, закат - в Перу, но такого сияния, кажется, не встречал. Можно я у минорных дождей тебя отберу и вручу Катманду, балдахин и цветной Непал? Гималайский хребет и простуженный Эверест я назвал бы тобой. Ты - планета, страна, столица. Ты прекраснее Шивы, Ярила и всех божеств, и поэтому я бы хотел на тебя молиться. Coca-Cola в железной банке, сухой инжир, километры дорог и извилистый серпантин... Я не знаю, зачем создавался рельефный мир, но я точно в него пришёл, чтоб тебя найти, чтобы видеть, как ты идёшь по сырой траве, как шнуруешь тряпичные кеды и держишь фотик, как ветра заплетают венок на твоей голове. Я тебя рисовал бы словами в пустом блокноте. У тебя такая улыбка, что Ганг и Нил отреклись бы от титула древней, святой реки. Я бы так восхищённо изгибы твои любил, что и тень бы не тронул твоей загоревшей руки. У меня ни дирхамов, ни рупий и ни рублей, у меня за душой - бег волны и покорность леса, но когда ты смеёшься, все клады Карибских морей не имеют значения и не имеют веса. Да, я слышал соборы Франции, Сакре-Кёр, и в Италии шёл по следам виртуозной скрипки, целовал лёд Байкала и берег Онежских озёр... ничего... ничего я не встретил прекраснее той улыбки.
Сергей Есенин. Теперь решено. Без возврата… Да! Теперь решено. Без возврата Я покинул родные края. Уж не будут листвою крылатой Надо мною звенеть тополя. Низкий дом без меня ссутулится, Старый пес мой давно издох. На московских изогнутых улицах Умереть, знать, судил мне Бог. Я люблю этот город вязевый, Пусть обрюзг он и пусть одрях. Золотая дремотная Азия Опочила на куполах. А когда ночью светит месяц, Когда светит… черт знает как! Я иду, головою свесясь, Переулком в знакомый кабак. Шум и гам в этом логове жутком, Но всю ночь напролет, до зари, Я читаю стихи проституткам И с бандитами жарю спирт. Сердце бьется все чаще и чаще, И уж я говорю невпопад: — Я такой же, как вы, пропащий, Мне теперь не уйти назад. Низкий дом без меня ссутулится, Старый пес мой давно издох. На московских изогнутых улицах Умереть, знать, судил мне Бог. 1922 г.
за все!